Геннадий Иванович Ванюрихин закончил Ленинградскую Краснознаменную военно-воздушную инженерную академию имени А.Ф. Можайского. Доктор технических наук, профессор. С 2002 года – профессор кафедры социологии и политологии ИППК МГУ им М.В. Ломоносова. Автор 190 научных трудов и изобретений в области теории и практики управления, менеджмента, образования. Многие годы Геннадия Ивановича связаны со службой в Вооруженных Силах, из которых он уволился в звании полковника. Стихи начал писать с 70-х годов. Они публиковались в газетах, в вузовских изданиях. В 2002 году в Энергоиздате вышел сборник стихотворений «Быть и не быть». Автору также принадлежит ряд очерков и популярных статей, опубликованных в малой печати, а также в газете «Красная звезда». В стихах и прозе автор приглашает читателя к разговору о мире, о проблемах бытия, о природе и любви; учёный-поэт тяготеет к гражданской лирике и философским обобщениям. В творчестве автора отражается опыт спортсмена и туриста, покорившего Эльбрус, Казбек, Памир, многие горы и вершины – в том числе в качестве инструктора. Во время Московской олимпиады 1980 года мастер спорта Г.И. Ванюрихин пронёс олимпийский факел по центральной улице города Подольска. На вопрос корреспондента: «Не трудно ли было вам в уже зрелом возрасте бежать с факелом?» профессор ответил: «Не трудно, потому что олимпийский факел нёс меня по дистанции». Уже в девятнадцать лет Геннадий Иванович выполнил норматив мастера спорта по офицерскому многоборью (пятнадцать видов, включая гимнастику, лыжи и стрельбу). На Олимпиаде-80 был факелоносцем. А еще старший Ванюрихин – кандидат в мастера спорта по альпинизму, дважды поднимался на Эльбрус (первый раз в 1952 году) ина Казбек. В прошлом году спустился на горных лыжах с одного из склонов Эльбруса. Но в ледяную воду Геннадий Иванович впервые окунулся всего год назад. – Меня вдохновили дети, постоянные участники чемпионатов по зимнему плаванию. Первый раз выступил в эстафете на чемпионате Подмосковья. И вот сегодня я на чемпионате мира, – улыбается Геннадий Ванюрихин. Краткие воспоминания Не будет преувеличением сказать, что школа сыграла решающую роль в моей жизни. После окончания семилетней школы в «глуши Татарии», в селе Багряж-Никольском, никаких шансов продолжить образование недалеко от дома не было. Ближайшая десятилетка находилась в 12 километрах от дома (в селе Кузайкине), и ходить туда, да и снимать угол (как это прекрасно описано В.Распутиным в рассказе «Уроки французского»), по материальным соображениям, было невозможно. Отец погиб на фронте, дед-колесник (основной кормилец) умер, надорвавшись на стройке, а мать перебивалась с тремя детьми, работая в колхозе «за палочки» – так назывались трудодни. Как бывает, вмешался в дело случай. Случайно я зашёл в сельсовет и встретился с Александром Николаевичем Юновидовым, который раньше учительствовал в школе, а в данный момент работал секретарём сельсовета. Александр Николаевич сказал: «Гена, ты окончил школу с похвальной грамотой, и тебя могут принять в казанскую школу без экзаменов». И показал мне газету «Советская Татария», где сообщалось о наборе учеников в спецшколу ВВС №9. Вскоре я получил приглашение в школу и поступил в неё. Здесь тоже помог случай. Дело в том, что мне было 13 лет, а в школу (в 8 класс) принимали с 15, и только вмешательство секретаря директора решило вопрос. Я не уверен, что, если бы не эта милая женщина (к сожалению, забыл её имя), обратившая внимание на мальчика, который получил «отлуп» по причине возраста и с «поникшей головой» уже выходил из вестибюля, мне бы удалось получить нормальное образование в другом месте. Обучение в одной из лучших средних школ Казани (так я думаю и теперь) было праздником для меня и многих учащихся, большинство из которых потеряли отцов в войне и приехали из деревень и малых городов, где не было нормальных условий для жизни – в то сложное послевоенное время. Один из однокашников написал домой: «Ночью лежим под белой простынёй, а утром нам дают масло чухонское». Это письмо мы «обнаружили» в тумбочке и дружно, издевательски смеялись по поводу «чухонского масла». Это, конечно, было вмешательством «во внутренние дела», но таковы были нравы в школе, напоминавшие в чём-то (не во всём, конечно) нравы, ранее описанные Н.Г. Помяловским в «Очерках бурсы». А горькая правда состояла в том, что большинство из нас не знало ни белых простыней, ни масла на завтрак или ужин... Конечно, казарменный быт и увольнения в город только по выходным (и только для тех, у кого не было «хвостов» по учёбе) накладывали свой отпечаток на нашу детскую психику и поведение, и мы завидовали ребятам из «городского взвода», которые каждый день общались с родственниками. Но компенсацией за неизбежные ограничения служили экскурсии, походы в кино, в театры и в баню, где отдыхала душа. А ещё праздником были вечерние прогулки строем, во время которых мы глазами общались с местными девочками и получали заряд оптимизма. Прогулки с оркестром проходили по улице Чернышевского, и до сих пор сохранилось в душе это звучание музыки, объединявшее всех нас в нечто целое и могущественное. Потом это чувство единения возникало не раз – и в академии имени А.Ф. Можайского, когда мы ходили строем и с песней, и в других случаях, например связанных со спортивными победами, покорениями вершин Кавказа, с выполнением сложных служебных задач коллективного характера. Поэтому мне близко то, о чем писал В.Маяковский: «Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слёзы из глаз. Сильнее и чище нельзя причаститься к великому чувству по имени класс». Можно долго спорить о том, свойственна ли соборность и общинность русскому человеку (некоторые умники это отрицают), но лучше позаботиться о том, чтобы это наше историческое наследие переходило и укреплялось в новом поколении – в том числе с помощью дел, игр и шествий (может быть, под музыку и строем), в которых возникает «великое чувство по имени класс». Это нам необходимо сейчас, когда из нас пытаются вытравить человеческое, коллективное, объединяющее начало – чтобы лишить нас чувства локтя и отнять силу общения, называемую синергией. Память устроена так, что сохраняет не всё и решительно вычёркивает то, в чём мы выглядим не лучшим образом, – и это не случайно придумано природой. Но влияние на нас преподавателей школы вычеркнуть невозможно. На меня сильное влияние оказали учительница литературы Евгения Ивановна Соломина и «химик» Абдулхак Сагитович Умеркин. Из командиров: Иван Филиппович Курсанов и Александр Назарович Муравьёв. Евгения Ивановна как-то написала на моем сочинении (в котором не было ни одной ошибки, но и не было ни одной собственной мысли): «Гена, как же тебе не стыдно?!». И не поставила никакой оценки. Этим она дала мне такой толчок в самосовершенствовании, который я до сих пор ощущаю. Мы часто говорим об индивидуальном подходе. Евгения Ивановна не говорила, она к каждому имела свой подход. От меня (и не только от меня) она требовала собственных мыслей, возможно понимая, что я – то «дерево, которое надо трясти». Когда все ученики писали об Андрее Болконском и Наташе Ростовой как любимых героях из «Войны и мира», она порекомендовала мне найти других героев, и мое сочинение о Соне было зачитано в классе как образец лучшего сочинения. С тех пор я стараюсь не ходить по «протоптанным тропам» и уже «сам себя трясу» – до сих пор. Я навестил Евгению Ивановну в Казани в 1960 году, уже после ее ухода на пенсию, когда вместе с другими офицерами прибыл получать на казанском заводе новые вертолёты. Мы провели с ней целый вечер, в течение которого я узнал её в «приватной» обстановке. Оказалось, что она сдержанно относится к поэзии (хотя и прививала нам любовь к ней, читая большие отрывки из В.Маяковского и других авторов), а больше всего любит и перечитывает Эриха Марию Ремарка. Когда я сообщил, что её ученик Вячеслав Кузнецов достиг больших успехов в поэзии и стал членом Союза советских писателей, она заметила: «А кто её сейчас читает, эту поэзию?», – чем привела меня в некоторое замешательство. Но когда меня спрашивают об Учителях жизни, я неизменно называю Евгению Ивановну в числе первых своих учителей. Абдулхак Сагитович – это воплощение мужской сдержанности, красоты и одновременно профессионализма. Он вёл у нас уроки химии и был классным руководителем. Не особенно запомнилось, как он нами руководил. Скорее своим примером, отношением к делу и людям. Однажды в городе произошёл «малый теракт»: один из учеников выкрал бертолетову соль из кабинета химии и взорвал её на пешеходной дорожке, в результате чего пострадала женщина. Замполит истошно кричал и грозил, а учитель химии вызвал «террориста» в кабинет химии, показал ему опасные препараты и спокойно объяснил ему (и одновременно через него и всем нам) всё так, что больше таких случаев никогда не было. Это был урок ответственности, после которого мы стали уважать учителя ещё больше. А.С. Умеркин носил Звезду Героя Советского Союза, но никогда не рассказывал о своих подвигах на войне. И только побывав в Крыму, в музее войны, через 25 лет после окончания школы, я, вместе с сыном, впервые узнал, что он совершил нечто трудно вообразимое: защищая свою батарею, уничтожил лично 28 фашистов, а раненого сержанта вынес с поле боя, из окружения. Полковник Курсанов Иван Филиппович был командиром роты, пока его не сменил Муравьёв А.Н. Так получилось, что я за свой хороший почерк был назначен писарем штаба в первом летнем лагере (1950 год) и очень близко общался с начальником штаба лагеря Курсановым И.Ф. Он мне запомнился как «настоящий полковник»: требовательный и одновременно «отец солдатам»; «батей» его прозвали не случайно. Ко мне, как младшему из всех учащихся, относился особенно трогательно – как к сыну. Это потом мы узнали, что полковник, награждённый несколькими орденами Боевого Красного Знамени за ратные дела, после войны попал в немилость к начальству и был «сослан» в спецшколу на мизерную для него должность. И находясь фактически на положении ссыльного, он не показывал нам своей обиды, а продолжал честно трудиться – уже в качестве отца-воспитателя, в котором так нуждалась наша братва-«безотцовщина». Об Александре Назаровиче Муравьёве я уже писал, и очерк «Слово об учителе» к его 80-летию был опубликован в Интернете. Здесь могу добавить, что общение с ним (в том числе через письма, которые он любил писать), встречи в Казани и Москве – это часть моей жизни, и не только моей. Может быть, со временем удастся собрать и опубликовать в одной книге его многочисленные статьи и очерки, помещённые в казанских журналах и газетах, – и это будет данью уважения к талантливому организатору, писателю, учителю и патриоту России. ...Можно было бы многое рассказать и о собратьях-«спецах», с которыми нас связала школьная жизнь и с которыми вместе мы затем шли по уже взрослой дороге дальше. Здесь упомяну только некоторых. С Виктором Мешковским мы были в одном взводе и вместе проводили время, когда нам давали увольнительные. Я помню, как он угощал меня мороженым, поскольку сам себя я угостить не мог в силу «отсутствия присутствия» денег. Но затем мы встречались в Серпуховском ракетном училище, куда Виктор привозил своего племянника, в ракетной дивизии в Мозыре, где полковник Мешковский представлял интересы Министерства общего машиностроения в качестве ответственного уполномоченного. Но чтобы достичь такого уровня, Виктор Леонидович прошёл трудный военный путь, участвуя в многочисленных испытаниях новой ракетной техники, за что был награждён двумя боевыми орденами. Сейчас мы «встречаемся» чаще по телефону, но в наших разговорах незримо присутствует образ нашей 9-й спецшколы и всё, что с ней связано. Виктор Фильченков исполнял роль заместителя командира учебного взвода и делал это серьёзно и справедливо. До спецшколы он успел поучиться в авиатехникуме и полетать на самолёте – и потому пользовался особым уважением. Имело значение и то, что родной дядя Виктора прославился в небе Отечественной войны и заслужил звание Героя Советского Союза. Кроме того, он был правдолюбцем, и это усиливало притяжение к командиру. (И всё же справедливости ради надо отметить, что иногда Виктор Фильченков нарушал каноны – когда, например, «по блату» выдавал мне, как младшему и близкому товарищу, лучшие майки и трусы перед очередной баней! И это, пожалуй, всё, что было в имущественной власти командира.) ...В дальнейшей службе, с точки зрения карьеры, эта любовь к истине ему явно мешала, и он не достиг достойного военного звания, как Виктор Мешковский. Но для меня он до сих пор остаётся образцом безупречно честного человека (я в шутку называю его Иконой), и мы поддерживаем дружеские отношения на протяжении всех последних лет. Сейчас мы переживаем «безнравственное» время, и такие люди, как Виктор Иванович Фильченков и его верная супруга Люба, живущие в Вологде и пережившие большую трагедию (гибель сына), показывают, что можно достойно «жить не по лжи». Павел Лукьянов учился в другом, первом, взводе, но был известен не только как комсомольский вожак роты (в благородном понимании этого слова), но и как блестящий спортсмен, чемпион города по лыжам. Для того времени 39 минут на «десятке» было результатом фантастическим для молодого парня. В дальнейшем Павел продолжит спортивную карьеру и логично станет мастером спорта. Но лучшим его достижением явится лётная карьера, и именно ему доверят перевозить на транспортном военном самолёте министра обороны Гречко А.А., маршалов Крылова Н.И., Москаленко К.Л., Куликова В.Г., генерала армии Ивановского Е.Ф., других очень больших военачальников. Думаю, что Павлу Степановичу доверяли жизни «военного достояния» страны не только как профессионалу своего дела, лётчику первого класса, но и как основательному человеку, внушающему уважение и подчинённых, и начальников. Компетентностный подход в обучении, который мы принимаем на перспективу, предполагает формирование не только базовых знаний и умений, но и основательных личностных качеств, и в этом нам может способствовать «модернизированная» и более человечная жизнь и примеры таких личностей, как Павел Лукьянов. Мы встречаемся с Павлом и его замечательной супругой Риммой регулярно, и несмотря на перенесённые болезни, в свои 80 лет бывший успешный спортсмен и военный лётчик настроен оптимистично. Потому, что, по его личному признанию, он выполнил свою миссию, находясь в лётной команде 26 лет и проведя в воздухе с «ответственным грузом» более 14000 часов, не допустив ни одной ошибки, ведущей к аварии или катастрофе. В школе, кроме «казарменных взводов», был так называемый «городской взвод» (учащиеся жили в городе, в своих семьях и приходили в классы только на учёбу), в котором особым усердием в освоении школьных предметов выделялся Рафаэль Юсупов. В школьной стенгазете про него писали: «Учитесь так, как учится комсомолец Юсупов». Иногда можно услышать, что успех в учёбе не гарантирует успешной работы. Возможно, не гарантирует, поскольку работа требует и других качеств, которые в школе «не затрагиваются», но связь между талантом ученика и талантом специалиста существует. В этом нас убеждает опыт Рафаэля Юсупова. После окончания школы и академии имени А.Ф. Можайского наш лучший комсомолец стремительно шёл в служебной и научной карьере, став генералом и членом-корреспондентом РАН. Насколько я знаю, это единственный случай среди всех выпускников спецшколы №9. Нашему знакомству и нашей дружбе с Рафаэлем больше 60 лет; столько же лет и нашему творческому союзу. Я благодарен другу за это и за помощь в решении научных задач: Рафаэль в своё время поддержал мою докторскую работу в качестве официального оппонента, держит меня «в тонусе», приглашая на научные конференции, а также к участию в совместных проектах. В одной из своих последних книг по социальным проблемам я написал, сославшись на опыт жизни в спецшколе: в советское время мы не знали различия между русскими, татарами и другими национальностями; служебный и научный успех определялся только личными заслугами. Думаю, надо вернуться к этой традиции – пока не поздно... Среди тех, кто окончил спецшколу ВВС №9, был и мой родной брат Александр. Брату не удалось получить военное образование в связи с заболеванием, но, блестяще окончив Киевский политехнический институт, он внёс большой вклад в развитие оборонной техники, занимаясь развитием высокоточных систем прицеливания баллистических ракет и выполняя функцию главного конструктора указанного направления. Звание заслуженный изобретатель Украины стало результатом его творческой деятельности, но он продолжал творить и в других областях: математики (доказательство великой теоремы Ферма) и так называемой новой физики. Я горжусь достижениями брата и тем, что мне удалось помочь в публикации его достижений в издательстве МГУ имени М.В. Ломоносова; а ещё раньше – помочь брату и другу в трудное для него время выживания после вынужденного ухода из военного училища. В прошлом году мы опубликовали совместный труд под названием «Равновесие в природе и обществе», уже получивший высокую оценку научной общественности. Этот труд мы посвятили светлой памяти нашей матери – Евдокии Егоровны Ванюрихиной, которая всё сделала, чтобы её дети вышли в люди. Я знаю, что среди выпускников Казанской спецшколы ВВС №9 есть очень достойные имена, о которых расскажут те, кто знал их близко. Мне бы хотелось ещё раз поклониться тем, кто нас учил и сделал полезными для страны работниками. Наше поколение по естественным причинам уходит со сцены жизни, но дело, которым жило и продолжает жить это поколение, остаётся. Оно остаётся нашим детям, внукам и всем не равнодушным к судьбе страны людям.